Главное — не компьютеры, а дух свободы

znak.com

Фото Наиль Фаттахов / Znak.com

Челябинский лицей № 31 — одна из лучших в стране физико-математических школ. Не менее известен и ее директор Александр Попов, который не раз доказывал, что готов идти против системы ради своих учеников. Znak.com поговорил с Поповым о том, как изменились дети за последние годы, кто и как воспитывает гения и зачем Челябинску конный памятник.

— Александр Евгеньевич, как вы отбираете детей, которые поступят в пятый класс?

— Сейчас я пробую спрашивать у детей про кубик. Дети ходили в детский сад, начальную школу. Научили их кубику или нет? Если умеют играть в кубики, я беру.

— С какими мыслями вы заканчиваете этот учебный год?

— Обычно я говорю это детям на «Последнем звонке». Пока мысль одна: предшественники нынешних наших одиннадцатиклассников, выпускники прошлого года, по конкурентоспособности были третьими в стране. Представьте, как этого можно достигнуть при убогом финансировании образования в Челябинске — оно не убогое только в Москве, Санкт-Петербурге и Казани. Поэтому Москва занимает все верхние позиции, а мы третьи. И интеллектуальный фон Челябинска, Москвы и Петербурга просто не сравним. Но, несмотря на это, мы третьи в стране. Наши учителя — герои.

Есть еще одна история. У нас девочка Катя попала в сборную России по лингвистике. Но лингвистика не входит в список оплачиваемых олимпиад. Министерству (образования) неведомо, что лингвистика тесно связана с тем же программированием. Эстония, например, это понимает, а мы нет. Надо платить, чтобы девочка поехала в Эстонию на сборы. А в конце июля надо везти ее в Сеул, где пройдет олимпиада. На это тоже деньги не дают, нужно около 100 тысяч. И тут в школу пришел наш выпускник Алексей Биушкин и дал половину этой суммы.

Я часто рассказываю детям историю Микаэла Таривердиева. Когда он учился в консерватории, то очень мерз, был плохо одет. Он бегал от общаги до консерватории, забегая в подъезды, чтобы согреться. Однажды его остановил один мужчина, который ему сказал: я тебе куплю пальто. Когда ты будешь знаменитым, ты тоже кому-нибудь пальто купишь. И существует легенда, что это «пальто Таривердиева» ходит во многих городах России. И вот наш выпускник тоже даст это «пальто» Кате. Выпускники помогают выпускникам, и когда нынешние дети будут большими и богатыми, тоже будут помогать.

— Каких успехов ваши дети и учителя добились в этом году?

— Второй год подряд наши дети приезжают с гран-при Жаутыковской олимпиады, которая идет в формате троеборья: математика, физика и информатика. Все международные олимпиады по одному предмету, а тут три. Туда съезжаются лучшие физматшколы, все СНГ, вся Азия, в этом году Америка была. Вчера привезли дипломы девятиклассники, они вошли в золотой фонд экономистов России, плюс у нашего ученика — индивидуально первое место. И это я могу перечислять долго, мы ездим на открытые олимпиады, они длятся весь год.

— Откуда такие результаты? У вас суперучителя или суперкомпьтеры в школе?

— Компьютер ума не прибавляет. Когда министром (образования Челябинской области) был Садырин, он говорил: получено столько-то тонн компьютеров. Это тоннами измерялось. А вы чем это измеряете? В этом году мы сделали новую лабораторию прикладного программирования. Но это не главное. Мы из миллиона челябинцев выбираем самых умных, и весь интерес учителя работать именно тут. Человека воспитывает не учебник, не компьютеры, а аура. Та аура, которую создают умные дети, привлекает сюда учителей и отталкивает тоже, потому что к таким детям надо много готовиться. И они тебя учат думать.

— 100% ваших учеников уезжают из Челябинска. Вам не обидно, что вы вкладываете в них столько сил, а они реализуются где-то в другом месте?

— Это не мои проблемы, мои проблемы — пока ребенку с 11 до 17 лет. Если по Менделееву: дети приходят ко мне щелочным металлом натрием, а выходят хлором. А вот аргоном они становятся в 18 лет в вузе. И там они — аргонавты — и выбирают путь, куда плыть. И я к этому уже не имею отношения. А когда они заканчивают вуз, это уже проблемы страны.

— Вы наблюдаете не одно поколение детей. Они меняются от года к году? Считается, что нынешние дети испорчены «Ютубом», рэпом и т. п.

— В природе все меняется очень медленно, и процент одаренных детей какой был, такой и остается: около 2%. В детях, в отличие от взрослых, есть любопытство. Это взрослым ерундой мозги наполощат, отобьют тягу к новому, они становятся неинтересными. А детям мир любопытен, поэтому с ними интересно. Главная информация — она не из интернета, а из уст в уста, минуя письменность. Это главная информация. Личность учителя формирует личность ученика, компьютер тут ни при чем.

Сейчас у нас развивается красивая история. Две восьмиклассницы матерились. Я вызвал родителей и рассказываю им, что женская нецензурщина не лечится. У мужчины это быстро проходит, а женщины так и останутся с этим на всю жизнь. Матерей напугал, они говорят: что делать? У нас в России спасение есть только в одном человеке — это Пушкин. Теперь каждый день по утрам девочки ко мне заходят и читают Пушкина. Я одной девочке говорю: достань телефон, найди портрет Натальи Гончаровой. Смотри в зеркало, сколько у тебя черт от нее. А другой говорю — портрет Варвары Лопухиной, которую Лермонтов любил. Говорю: понимаете, девки, вам господь дал черты женщин, которых любили величайшие поэты. Стыдно матюкаться. Все время думайте, что Пушкин с Лермонтовым смотрят на вас, а нецензурщина лицо обезображивает. Не успеете оглянуться, как будете выглядеть вульгарно, поэтому продолжаем читать Пушкина. Вот такая терапия.

— Какое в вашей школе отношение к гаджетам?

— Такое же, как к калькуляторам, справочникам, словарям. Просто все это собрано в одном месте. Со следующего года я буду делать целые дни, например, без русского языка, без математики, без компьютера, все будет выключено, все телефоны отобраны. Надо будет выходить из этой ситуации: это же интересно, чтобы переключалась голова. Интересен день без слов. Хочу попробовать и такое. Это же надо уметь общаться без слов. Это искусство. Образование — это не поток информации, это —  учить думать, рассуждать. Я стараюсь, чтобы современность сильно не мешала нашей школе, у нас тут Брестская крепость, и пока защищаемся.

— После вашей судебной истории как-то изменилось ваше отношение к жизни?

— А что тут нового? Всегда Россия такая была, ничего нового нет. Я много читал, наблюдал. Всегда часть доносит, другая — судит, третья — сидит. Так Россия устроена. Это просто познание мира, когда тебя судят, и ты, сидя на этой скамье, общаешься не с залом, а с людьми, которые тут сидели, которых вешали, расстреливали, гнобили в лагерях. Сидишь, думаешь, рассуждаешь, это тоже учеба. Это своего рода университеты. Если бы Солженицын не сидел, он бы не стал собой, если бы Достоевского не приговорили к смертной казни, он бы не был писателем мирового уровня. Но чтобы человека сделать «российским», он должен пройти через все круги российского ада. А если ты живешь сыто, вольготно, ты не из России.

Директор челябинского 31 лицея Александр Попов — о заказчике уголовного дела, литературе, звании почетного гражданина и своих мечтах

1 сентября мы откроем памятник Дон Кихоту, будет скульптура и мельница. Дон Кихот — один из главных европейских учителей после Христа. Он изменил цивилизацию. Важно, что памятник будет конным. А Челябинск никак не может состояться цивилизованным городом, потому что в нем нет конного памятника, как в Екатеринбурге, Казани, Новосибирске. Думаю, дело именно в этом. Если бы Прокофьев, Горький или Ленин на коне сидели, у нас бы лучше дела шли. Но начнем с Дон Кихота, и жизнь в Челябинске улучшится. Это мой личный проект, никаких спонсоров.

— Что вас мотивирует на работу? Уже очень давно вам никому ничего не нужно доказывать.

— Я люблю смотреть спорт. Например, Бьерндален (норвежский биатлонист. — Прим. ред.). Он выиграл все что можно и все равно выходит и бежит. Это поражает и восхищает. Смотрю на наших биатлонистов, и стыдно за них. Или смотришь футбол. У Роналдо есть все, а он по-прежнему тренируется, играет бесподобно и это не Мамаев с Кокориным, которые пальцы гнут. У него футбол внутри, и он всегда будет великим футболистом. Меня интересуют такие люди, я за ними наблюдаю. В восторге от ума Малкина (хоккеист. — Прим. ред.), как он играет, весь его рисунок. Команда играет благодаря тому, что он играет, его мысль там везде, и это наш земляк. Я любуюсь красивыми людьми, вот такой стимул к работе. А чем еще в жизни заниматься, если не работать? Я не знаю, чем еще заниматься. Жена мне говорит: сиди дома, вырезай по дереву. А зачем?

— Какие у вас отношения с коллегами, директорами других школ? Есть конкуренция?

— Никаких отношений нет. Я смотрю за другими вещами. Есть другие идеалы: например, как учат китайцы, это просто потрясающе. Это мне интересно. Там одаренными детьми занимаются медицинские институты. Где у нас такое? У нас один педагогический институт в области. И тот погибает, стал гуманитарным. Школами никто не занимается. Мы отстаем от китайцев на сто лет. И когда твой ребенок, как произошло в прошлом году, стал победителем международной олимпиады по математике, — это класс. А все потому, что у него великий учитель Миша Липчинский. 27 лет назад я обратился к Петру Сумину, и он дал квартиру 17-летнему школьнику. И Миша не уехал в Москву, остался в Челябинске. И первая причина успеха — это Петр Иванович Сумин. И то, что есть победители международных олимпиад по физике, — тоже его заслуга, потому что он дал деньги на первую физическую лабораторию.

— Как вы относитесь к формуле «жертва ЕГЭ».

— Жертва ЕГЭ — это ерунда, мы как учили избыточно, так и учим. Только в конце января 11-е классы начинаем готовить к ЕГЭ.

— Нагрузки у вас, наверное, запредельные?

— Если ребенку не дана математика, будут нагрузки. Это не его дело, он будет работать, будет уставать. А если дана, то это просто любовь, какие тут нагрузки?

— Вы пытались как-то систематизировать свой опыт, чтобы его передавать другим школам?

— Такой опыт не передается. Есть пассионарии: если рожден для этого, значит, что-то сделаешь. Все технологии — это ерунда, есть дух. В Китае дух тысячелетий. Если я напишу кому-нибудь программу, ничего не получится. У меня есть хороший знакомый, который придумал много технологий, работает с регионами. Он учит учителей, а результата нет. Стал разбираться, оказалось, нужно все соблюдать до мелочей, а учителя вносят отсебятину, и вся система ломается. Он нашел выход: лучшие исполнители — это офицеры-отставники. Он набрал офицеров, обучил их, и сейчас у него лучшие учителя — это офицеры на пенсии, потому что они не думают, а делают. Не знаю, хорошо это или плохо. У меня по-другому. У меня нет алгоритмов. Сколько учителей, столько и методик. Главное у нас — это свобода. Дети свободны, учителя свободны. Этот воздух свободы — главное.